Лирический герой ранней поэзии маяковского

ХХ век без В. Маяковского представить невозможно. Маяковский "окрасил" собой целую эпоху, он был самым известным и талантливым поэтом-футуристом (не будь Маяковского, футуризм и не получил бы такой известности). Нескольким поколениям советских читателей Маяковский был знаком прежде всего как автор советских лозунгов и плакатов, "Стихов о советском паспорте", поэмы о Ленине и т.д. И.В. Сталин в 1930-е годы назвал Маяковского лучшим и талантливейшим советским поэтом. И последовавшее затем насильственное внедрение Маяковского в сознание советских людей превратило его в официозную фигуру. Б. Пастернак писал, что "Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине", и "это было его второй смертью". Но Маяковский не вмещается в то определение, которое дал ему Сталин, и как поэт Маяковский был гораздо сложнее и интереснее, чем многим представлялось.

Сразу после похорон Маяковского М. Цветаева писала: "Боюсь, что, несмотря на народные похороны, на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия и до сих пор не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского". Она почувствовала то, о чем думал и говорил сам Маяковский в стихотворении "Домой" (1925) 5:

Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят, - что ж, по родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь!

Одна из самых важных тем дореволюционной лирики Маяковского - тема трагического одиночества, проблема непонимания поэта. Он страдает от своего одиночества, жалуется на него, ищет из него выхода и не находит его. Как в свое время Лермонтову виделся одиноким утес, плачущий одиноко в пустыне (стихотворение "Утес"), так и Маяковский распространяет свое настроение, ощущение одиночества на все в мире. См. стихотворение "Скрипка и немножко нервно" (1914):

Скрипка издергалась, упрашивая, и вдруг разревелась так по-детски, что барабан не выдержал... "...Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору - а доказать ничего не умею! Знаете что, скрипка? Давайте - будем жить вместе! А?"

Будучи одиноким в мире, поэт выражал резкое неприятие этого мира и тех, кто чувствует себя в этом мире хозяевами. Вот почему с таким воодушевлением объявляет Маяковский себя "тринадцатым апостолом" - то есть пророком революции в поэме "Облако в штанах", а затем с восторгом встречает революцию. И впоследствии именно революция (и все что с ней связано) определяла пафос поэзии Маяковского. А в дореволюционное время как звонкая, публично нанесенная пощечина прозвучали стихотворения "Нате!" и "Вам!" с их огрубленной образностью и лексикой, издевательским тоном:

"Нате!" Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, а я вам открыл столько стихов шкатулок, я - бесценных слов мот и транжир. Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей; вот вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковин вещей. Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош. Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь. А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется - и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я - бесценных слов транжир и мот. 1913

Важнейшие из эмоциональных ощущений раннего Маяковского - боль, страдание. Они возникают от соприкосновения, или, вернее, столкновения поэта с окружающим миром. Несовершенство жизни, несовершенство человека приводит лирического героя Маяковского в отчаяние, его нервы не выдерживают. Болью, страданием окрашены и любовные стихи поэта: у Маяковского нет изображения счастливой любви. И его знаменитая поэма "Облако в штанах" рождена трагическим любовным чувством поэта, ревностью. Если бы поэма "Облако в штанах" с ее знаменитым "криком четырех частей", как определил сам Маяковский ("Долой ваш строй!", "Долой вашу любовь!", "Долой ваше искусство!", "Долой вашу религию!") была только предвестием революции, только протестом против существующего строя, эта поэма уже давно перестала бы нас волновать, поскольку людям приходится решать уже другие проблемы. Но поэма Маяковского захватывает эмоциональной бурей чувств, лирической стихией. Маяковскому, наверное, впервые удалось так неразрывно сплавить личные переживания, трагедию отвергнутого любовного чувства с политикой, с жаждой переустройства жизни, с грядущей социальной революцией, с которой он связывал огромные надежды.

Маяковский, конечно, как и каждый писатель, не мог не думать о сути поэзии, о назначении поэта. Задумываясь о кажущейся бесполезности поэта среди повседневных будничных забот, он задает вопрос в стихотворении "Послушайте!" (1914):

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?

А поэт - это тоже звезда, и свет ее служит нравственным, эстетическим, духовным ориентиром людям. Убежденный в необходимости поэтического слова, Маяковский видит миссию поэта в том, чтобы впитать в себя боль миллионов и рассказать о ней людям, чтобы вызвать стремление преодолеть эту боль, изменить мир. Свой лозунг, свое поэтическое кредо В. Маяковский сформулировал в знаменитом стихотворении "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче" (1920):

Светить всегда, Светить везде, до дней последних донца, светить - и никаких гвоздей! Вот лозунг мой - и солнца!

Маяковскому была чужда поэзия сугубо эстетическая, услаждающая, недейственная. По Маяковскому, поэт - это агитатор, горлан-главарь, он "должен кастетом кроиться миру в черепе", он должен бороться за переустройство несовершенного мира. Это представление о поэте и поэзии восходит к великим традициям русской литературы (вспомним пушкинского и лермонтовского пророка, некрасовского поэта- гражданина). Стих должен обладать взрывной, действенной силой - у Маяковского он никогда не бывает вялым, он всегда заряжен большой идеей. Поэт не сообщает, не рассказывает - он убеждает, доказывает. Стих Маяковского всегда энергичен, резок, особую роль в этом играет знаменитая "лесенка" в стихах Маяковского, придающая им требовательную интонацию, особую силу отдельным - ключевым - словам. Маяковский с неизменной издевкой говорил о "кучерявых лириках". Но издевался Маяковский, конечно, не над лирикой, а над теми, кто ее опошлял. У самого Маяковского призывная сила поэзии неотделима от задушевности, он умел найти нежное "человечье" слово.

Маяковский был в хорошем смысле слова современным поэтом, то есть остро ощущающим ритмы, проблемы времени. Новая эпоха требовала обновления поэтического языка, художественных средств, и Маяковский обновляет лексику, образность, ритмику, рифму, изменяется даже графическая запись стиха. Маяковский полемически остро заявил, что старый поэтический язык изжил себя ("слова разлагаются, как трупики"), и улице нужен новый, демократический язык ("улица корчится безъязыкая, ей нечем разговаривать"). Маяковский ввел в поэзию язык улицы, грубый, непоэтичный, но он поднял его до поэтического уровня и тем самым расширил свою читательскую аудиторию. Маяковский стал голосом, рупором улицы, новой эпохи.

Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!
В.Маяковский

Творчество поэта-футуриста В.В.Маяковского воспринимается далеко не однозначно. Не вызывает удивления тот факт, что стихотворения этого автора всегда являлись предметом острых споров: мое собственное отношение к этому поэту долгое время оставалось весьма противоречивым. Я с удовольствием декламировала в свое время:

…Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить –
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой –
и солнца!

Но многие стихотворения Маяковского вызывали у меня недоумение, а вот одно из последних его произведений, незаконченная поэма “Во весь голос”, всегда заставляло проникнуться чувством сопричастности к эпохе, истории… Возможно, адресное обращение:

Слушайте,
товарищи потомки,
агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря…

Именно это произведение заставило осознать, что грубость, резкость, пренебрежительно-вызывающий тон Маяковского – это крик души за страдающего современного автору человека. А чем же вызван этот крик души? Маяковский объяснил это своими стихами, в которых одинокий лирический герой мается, мучается, страдает в бездушии окружающего мира. И самое главное, что между конкретным “я” поэта и его лирическим героем дистанции практически нет.

В полном разладе лирического героя и противостоящего ему жестокого, несовершенного мира появилось в 1913-м году стихотворение с вызывающим названием “Нате!”. Противостояние лирического героя и городской толпы здесь определяется весьма просто: разные ценностные ориентации. То, что дорого ему, толпе ничего не стоит; у нее другие идеалы:

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Налицо конфликт между душой, одухотворенностью и плотью, сытостью, довольством, благополучием в определенном понимании толпой этого слова:

Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош…

Разумеется, лирический герой одинок в этом мире, где окружающие его обыватели “ничего не понимают”, потому что они “бездарные, многие, думающие, нажраться лучше как…”. И страдает герой Маяковского, тоскует оттого, что не чувствует себя среди людей. “Нет людей”, – скажет он после откровенного признания: “…тоскою к людям ведомый иду…”. Отсутствие гуманного отношения среди людей угнетает лирического героя и заставляет сделать убийственный вывод: “…из Петрограда исчезли красивые люди”.

Но может быть, поэт слишком скоропалительно делает этот вывод? Нет, двумя годами ранее, в 1914 году, Маяковский обращался к возможным союзникам в стихотворении “Послушайте!”. Стихотворение начинается с вопроса, который вызван резким несоответствием мечты и действительности. Поэт и его герой недоумевают:

Ведь, если звезды зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?

Лирический герой, “тревожный, но спокойный наружно”, ищет заинтересованных слушателей, страстно хочет, чтобы они скорее появились и разделили с ним радость, любовь, отчаяние и надежду; герой верит, что слушатели тоже не вынесут “эту беззвездную муку” и станут его идейными союзниками. Эта надежда объясняет доверительное признание лирического героя.

Оправдана ли эта надежда? Нет. И поэт вместе со своим героем гневно бросает оппонентам страстные и жесткие слова:

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!

Основной прием изображения лирического “я”, категорично осуждающего толпу, – антитеза. С особой силой это противостояние прозвучало в программном произведении раннего творчества Маяковского, поэме “Облако в штанах”:

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта издеваюсь, нахальный и едкий.

Маяковский назвал эту поэму “тетраптих”. Смысл этого названия становится понятным, если вспомнить, что противостояние обществу в прологе поэмы вырастает до противостояния всему мирозданию, определяемому дерзким вызовом и лозунгами: “долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой ваш строй”, “долой вашу религию”.

Но противостоять всем и всему под силу только небывалой личности. Поэтому автор использовал в поэме прием гиперболизации образа:

а диапазон этой личности – полюса: “бешеный” – “безукоризненно нежный, не мужчина, а облако в штанах!”. Этот герой яростно конфликтует с миром, обнаруживая свою бунтарскую сущность, так как пошлый мир надо разрушить во что бы то ни стало.

Лирический герой Маяковского часто оказывался в изоляции, в одиночестве, не находил понимания, вероятно, потому, что сам автор видел больше, чем окружающие. И свое творчество он адресовал не только современникам, но и завещал его потомкам:

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот – я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души!

Так В.В.Маяковский еще в ранних стихах определял цель искусства, назначение поэта: слом старого мира – условие обновления жизни.

Характер раннего творчества В.В. Маяковского проявился достаточно ярко в первых его произведениях, напечатанных в 1912 году в альманахе «Пощечина общественному вкусу» совместно с поэтами-футуристами Д. Бурлюком, В. Хлебниковым, А. Крученых. Целью молодых поэтов было создание нового искусства, разрывающего все связи с традициями классической русской литературы. Поэтому уже в первых стихотворениях Владимира Маяковского преобладает социальный критицизм, сочетающийся с исповедальностью и эмоциональной энергией стиха, живописной образностью - яркой, экспрессивной, необычной. Его образы, как полотна импрессионистов, можно представить себе зрительно, например картину ночного города:

Багровый и белый отброшен и скомкан

в зеленый бросали горстями дукаты,

а черным ладоням сбежавшихся окон

раздали горящие желтые карты.

Поэт сразу заявляет о своем принципиально новом подходе к искусству:

На чешуе жестяной рыбы

Прочел я зовы новых губ.

(«А вы могли бы?»)

Но в этом новаторстве поэтического творчества прослеживается и другая особенность мира лирического героя Маяковского - его одиночество. «Я», «Нате!», «Ничего не понимают», «Скрипка и немножко нервно» - все эти стихотворения объединяет общее для них противопоставление лирического героя толпе, его непонятности в мещанском, ограниченном обществе. Герой сознательно «эпатирует» буржуа, подчеркивает дерзость своего отношения к миру:

«Я люблю смотреть, как умирают дети».

Но это только маска, циничное высказывание с целью привлечь всеобщее внимание, вызвать негодование обывателя. Такой же нарочитый характер носит попытка игнорирования толпы: «А мне - наплевать! Я - хороший». («Скрипка и немножко нервно»). За всем этим звучит пронзительно-отчаянное одиночество непонятого человека и поэта, который идет «один рыдать», чувствуя, что он «одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека». («Я»). Поэт - «бесценных слов мот и транжир» - чувствует враждебность, агрессивность по отношению к себе толпы, которая представляется ему страшной своей бездуховностью. На этой антитезе построено все стихотворение «Нате!», где обывательская публика поэтического кафе рисуется натуралистически, антиэстетично: «вытечет по человеку ваш обрюзгший жир». Ни «мужчина», озабоченный пищей отнюдь не духовной, ни женщина, что «смотрит устрицей из раковин вещей», не смогут ощутить боль, ранимость, открытость миру «бабочки поэтического сердца», напротив, «толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь». «Нате!» - это открытый вызов поэта пошлости и мещанству окружающего мира, которому лирический герой готов «плюнуть в лицо». Впрочем, завсегдатаями поэтических кафе это стихотворение и было воспринято как вызов, вследствие чего за Маяковским утвердилась слава скандального поэта. Но нельзя видеть в его стихах вызов и эпатаж, не замечая при этом его душевной смуты, трагичности видения мира, попытки найти в нем гуманистическое начало. Об этом - его лирическое стихотворение «Послушайте!». Лирический герой обращается к читателям как к единомышленникам, с трогательно-доверительной интонацией, в попытке обрести бога и мир в своей душе. Да, буржуазное общество несет человеку страдание, но нельзя переносить эту «беззвездную муку», не имея в душе ничего светлого, никакой надежды. Лирический герой поэта выражает уверенность во взаимосвязи бога и человека, в гармонии мироздания.

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают –

Значит - это кому-нибудь нужно?

Значит - это необходимо,

Чтобы каждый вечер

Над крышами

Загоралась хоть одна звезда?!

Несмотря на декларативность заявления футуристов об отказе от всех традиций русской классической поэзии, это стихотворение В.В. Маяковского по своей сути философской проблематики очень близко к такому лирическому шедевру М.Ю. Лермонтова, как «Выхожу один я на дорогу…», и, несмотря на новаторство по форме, традиционно по гуманистической проблематике содержания.

Особенно негативную реакцию лирического героя В. Маяковского вызывает Первая мировая война. В стихотворениях «Война объявлена», «Мама и убитый немцами вечер», «Вам!» четко прослеживается отвращение к войне, насилию, осуждение тех кругов, для которых война представляет политический и материальный интерес. Натурализм, антиэстетизм используются поэтом как средство, выражающее его антимилитаристскую позицию, его метафоры страшны и надолго запечатлеваются в глазах читателей: …с запада падает красный снег

сочными клочьями человеческого мяса.

(«Война объявлена»)

Необычные метафоры («…слезя золотые глаза костелов, пальцы улиц ломала Ковна». - «Мама и убитый немцами вечер»), аллитерации («Бронзовые генералы на граненом цоколе…» - «Война объявлена»), разговорные интонации, передающие то общее патриотическо-агрессивное настроение, то истерически-нервные вскрики матерей, - все это рисует восприятие войны лирическим героем как огромного несчастья, грядущих масштабов которого еще пока нельзя предугадать. Но та буржуазная публика, чью бездуховность и обывательское отношение к жизни не мог принять лирический герой, - она не изменилась. Эти люди не поступились своим комфортом, своими привычками, используя войну в своих личных интересах, они предпочитают «о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет». Безымянный поручик Петров - жертва, «приведенная на убой» ради чуждых ему политических интересов. Но заслуживают ли этой жертвы «бездарные, многие, думающие, нажраться лучше как»? Протест лирического героя резок и не вызывает сомнения: «жизнь отдавать в угоду» этим людям, этому обществу - нельзя, лирический герой готов на иное «служение» обществу, что воспринимается опять-таки как вызов.

Такая же резкая, но несколько иная по характеру - более ироническая, что связано с жанром произведения - критика общества звучит в цикле сатирических гимнов поэта. «Гимн обеду», «Гимн судье», «Гимн взятке», «Гимн ученому» - в этих произведениях лирический герой высмеивает убожество и бездуховность того же мещанского мира, чьи интересы либо ограничены чревоугодием, либо беззастенчивой заботой о своем материальном благополучии, либо носят бюрократический, формалистический характер, оторванный от реальной, живой жизни.

Итак, говоря о лирическом герое ранних стихотворений В. Маяковского, необходимо отметить его протестное отношение к окружающему миру, его ранимость и душевную незащищенность, его антимилитаристскую позицию и ощущение им человеческих страданий в мировом масштабе, что было характерно и для самого поэта.

Лирический герой раннего Маяковского молод, задирист и смел, как тореадор, дразнящий вялую мысль современных ему буржуа. Он весь - вызов, эпатаж. Так он выражает протест против мира, где главное - деньги. «Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой ваш строй!», «Долой вашу религию!» - восклицает поэт. «Нахальный и едкий», он видит насквозь «чистую публику», которая, прячась за спиной солдат, гибнущих на фронте за чужие деньги, спокойно живет, называя себя патриотами. И в антивоенных стихах - «Нате!», «Вам!» - Маяковский прежде всего гражданин. Но его гражданская позиция несколько расходится с государственными установками.

Лирический герой Маяковского предстает в разных обличьях, но он всегда узнаваем по пронзительному желанию научиться любить человечество и научить людей любить друг друга. Образ влюбленного лирического героя состоит из прекрасных противопо­ложностей - он может быть и «бешеным», и «нежным». Но когда его любовь остается без ответа, он становится внешне спокойным и ироничным - «как пульс покойника». Это убивало Маяковского. Он понимает, что не он один такой: красота в этом мире, к сожалению, может продаваться, чем бы ни прикрывали эту куплю-продажу. Лириче­ский герой раннего Маяковского - дерзкий и протестующий ниспровергатель устоев. Но и в более поздних стихах можно узнать ту же молодость души и ту же непокорность обстоятельствам жизни. Это касается прежде всего его сатирических стихов.

В лирическом герое Маяковского сочетаются зрелость гражданской позиции и тонкий лиризм человека с обнаженной душой. Таков его герой в стихотворениях «О дряни», «Лю­бимой Молчанова, брошенной им» и других. Таков его герой и в поэме «Люблю». В образе лирического героя в разные периоды выразилась творческая эволюция поэта. Лирический герой Маяковского всегда бунтарь, но бунтарь не столько «против», сколько «за». Он за человеческие отношения, за живые чувства и красоту, за высокие помыслы и смелое рефор­маторство. Он - за будущее. Меняется лишь взгляд на пути достижения этого будущего.

Л.И. Тимофеев

Маяковский начал свою литературную деятельность в 1912 году (если не считать ранних стихов 1909-1910 годов, до нас не дошедших). Это был канун революции. Всего пять лет отделяло его от великих октябрьских дней 1917 года. За плечами Маяковского были годы непосредственного участия в революционном движении, подпольной работы, три ареста, одиночка в Бутырской тюрьме. Он уже читал Маркса, Ленина, нелегальную революционную литературу.

Живая связь с революционным движением, знакомство с основами социалистической теории, с творчеством Горького, который, по воспоминаниям родных, был его любимым писателем и в произведениях которого проявляло себя новоё, социалистическое искусство, - все это, казалось бы, должно было определить ясность и, так сказать, прямолинейность творческого развития молодого Маяковского как демократического поэта, формировавшегося в непосредственной связи с революционным движением. В конечном счете так оно и было. Маяковский безоговорочно принял Октябрьскую революцию, сразу же став в ряды ее бойцов. Но все же 1912-1917 годы - годы поэтического формирования Маяковского - это сложный и противоречивый период его творческого развития. С одной стороны, основной пафос таких произведений, как «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человека», «Война и мир», свидетельствует о том, что именно в эти годы Маяковский складывался как поэт революции, как поэт-новатор, находивший именно ту поэтическую форму, которой можно было передать «дней небывалую ересь». С другой стороны, именно на эти годы падает сближение Маяковского со школой футуристов - Д. Бурлюком, В. Хлебниковым, В. Каменским, А. Крученых и другими.

В литературе начала XX века с необычайной остротой стоял вопрос о человеке, о его трагической судьбе в буржуазном мире. И каждое литературное течение, каждый большой писатель давали свой ответ на этот вопрос.

Социалистический реализм М. Горького позволил ему увидеть черты нового человека, человека будущего и противопоставить его человеку капитализма. Пафос гуманизма Горького в том, что он не только разоблачал капиталистический строй, превращавший человека, пользуясь выражением Маркса, в «нечеловеческого человека», но и рисовал того «человеческого человека», которого создавала борьба за социализм.

Русский футуризм, выступая с демонстративным протестом против буржуазной культуры (и это, очевидно, привлекло к нему интерес Маяковского), мыслил свою борьбу за человека лишь негативно, лишь как освобождение его от пут буржуазной культуры, не давая ему ничего взамен. «Руссоизм» Хлебникова, являющийся одним из основных мотивов в его творчестве, чрезвычайно характерен. Хлебников стремится вернуть человека назад, в первобытность. Герой его «Лесной девы», «Ладомира» и многих других произведений - это человек, который еще не отошел от природы:

К быту первых дикарей Мечта потомков пролетит.

(В. Xлебников)

«И человеческого человека» буржуазного мира футуризм пытался заменить «расчеловеченным человеком», сведенным к простейшим, первичным побуждениям; отсюда тот физиологизм, который характерен для Бурлюка («Каждый молод, молод, молод, в животе чертовский голод, будем кушать камни, травы»), Крученых («Лежу и греюсь близ свиньи»), Хлебникова (борьба людей за самку в «Лесной деве»).

Поиски футуризмом новых форм словесного выражения отвечали этому его содержанию. «Расчеловеченный человек» не нуждался уже в сложной системе понятий, необходимых для развитого мышления. Печально знаменитая «заумь» (которую почему-то стремятся воскресить некоторые современные наши теоретики) и представляла собой не что иное, как создание языка, отвечавшего состоянию человека, еще не ощущающего необходимости мыслить. Это язык междометий и звукоподражаний, близкий к детскому языку, возвращающий человека к первичным стадиям языкового развития.

Футуризм был, следовательно, бессилен и беспомощен в своей положительной программе, и влияние его, естественно, осложняло начальный период развития творчества Маяковского.

Творчество раннего Маяковского представляет собрй период творческих поисков, художественного самоопределения. Было бы неверно поэтому придавать первым стихам Маяковского самодовлеющее значение. Их можно рассматривать лишь в единстве со веем его творческим путем, и лишь в свете его они могут быть правильно поняты

Лирический герой первых лет его творческой деятельности дан в процессе своего становления. Образ лирического героя раннего Маяковского формировался постепенно; шаг за шагом складывалась та система отношений поэта к жизни, которая определяла значимость характера лирического героя его поэзии как характера типического.

Понятие лирического героя в основном утвердилось в нашей критической практике. Плодотворность этого понятия связана прежде всего с тем, что оно позволяет, с одной стороны, рассматривать лирическое творчество поэта целостно, осмыслять все отдельные его произведения как раскрытие единой точки зрения на мир, как систему переживаний, связанных единством эстетических оценок и жизненного опыта, как проявление единого человеческого характера. С другой стороны, понятие лирического героя позволяет с особой отчетливостью показать, что. поэт сумел эстетически переосмыслить свой личный жизненный опыт, связать его с общественным, поднять свое личное мироощущение до уровня обобщенного выражения определенных идейно-художественных норм своего времени.

Показать в характере типическое - значит поставить его в такие отношения к различным сторонам жизненного процесса, через которые проявятся главные, существенные, определяющие стороны человеческого характера, найдут свое утверждение те эстетические идеалы, К которым стремится художник.

Новаторство поэта и проявляется в новизне тех отношений, которые он устанавливает между человеком и миром, в новом понимании этих отношений, если они уже раньше входили в поэтический круг зрения, и, наконец, в открытии новых средств выразительности, вне которых найденные им отношения не получат жизненной убедительности, не превратятся в художественный факт. Чем своеобразнее эти отношения человека и действительности, чем богаче и разностороннее они, чем точнее они выражены, тем в большей степени значимым и оказывается образ лирического героя, создаваемый поэтом.

Лирическое стихотворение представляет собой раскрытие какого-либо из таких отношений. Прежде всего это переживание лирического героя, вызванное той или иной жизненной ситуацией, обозначенной или только угадываемой в произведении.

Эти ситуации и вызванные ими переживания раскрывают перед нами образ лирического героя и мир, в котором он находится, то есть круг тех отношений человека к действительности, изучив который мы получаем возможность составить себе представление о его характере и о типичности этого характера.

Нам неизвестен начальный период развития творчества Маяковского. Но представить себе его особенности не вызывает трудностей. Упоминая о пропавшей тетради своих первых стихов, Маяковский назвал их «ревплаксивыми». Живая связь с революционной деятельностью определяла, очевидно, содержание его раннего творчества, а воспроизведение существовавшей поэтической традиции - его форму. Здесь не было еще ничего самостоятельного. Это - предыстория его творчества, ибо в нем не было еще проявления поэтической самостоятельности, индивидуального отношения к действительности. Огромные поэтические силы, скрытые в Маяковском, еще только начинали пробуждаться. Вначале это пробуждение имело чисто негативный характер. Маяковский отказывается от традиционных форм, но еще не находит своих. И происходит это потому, что им еще не найдены те основные отношения человека к жизни, к своему времени, которые могут лечь в основу образа лирического героя.

В стихах Маяковского 1912 года «Ночь», «Утро», «Порт» еще нет сколько-нибудь отчетливых отношений к той или иной стороне жизни. Они целиком описательны; переживание, в них заключенное, представляет собой как бы воспроизведение лирическим героем явлений внешнего мира, причем сами эти явления внешние - предметы, цвета:

В ушах оглохших пароходов Горели серьги якорей.

Нет никаких оснований преувеличивать значение этих произведений, как это делали некоторые критики, видеть в них экспериментальную поэзию и находить черты поэтического новаторства. Все это здесь отсутствует, потому что нет здесь главного - отношения лирического героя к действительности. Точнее, оно есть, но в самом эмбриональном состоянии, оно проступает в почти неуловимой эмоциональной оценке отдельных явлений действительности, придающей описанию в какой-то степени негативную окраску («вой трубы», «гроба домов публичных», «жуток шуток клюющий смех» и т. д.). Поэтому в них на первый план выступает не столько жизненная, сколько, так сказать, литературная основа. Отношение лирического героя к окружающей его обстановке здесь состоит в том, что он стремится отказаться от литературных традиций, бросить им вызов нарочитой субъективностью стихотворения, произвольностью отдельных тропов («платья зовущие лапы», «пугая ударами в жесть, хохотали арапы» и т. д.).

Здесь нет еще прямой связи и с футуризмом. Характерные черты поэзии раннего Маяковского наметились еще до встречи его с Бурлюком.

Если рассматривать все эти стихотворения - «Ночь», «Утро»», «Порт» - как лирические переживания, то за ними угадывается не жизненная ситуация, а литературная, отказ от традиционных литературных форм, отталкивание от привычных литературных канонов - не более.

Это, с одной стороны, нарочитая резкость тропов и с другой - опять-таки нарочитая незавершенность переживания. Читателю не ясно, что ему сказано, зачем сказано, все ли сказано. Все здесь построено по принципу: не так, как раньше! На большее поэт здесь не претендует. Поэтому, несмотря на этот принцип «не так!», он во многих отношениях и не колеблет традиционных особенностей обычной стихотворной формы. Остается нетронутой лексика, нет неологизмов, традиционен ритм (четырехстопный амфибрахий в стихотворении «Ночь», четырехстопный ямб в стихотворении «Порт»). Особняком стоит «Утро», где сделана единичная попытка, не отвечающая самой природе русского стиха, - создать начальные рифмы, что вообще деформирует стих т. е. «не так!» здесь доведено до крайности.

Эти же особенности можно отметить в большинстве стихотворений 1913 года - «Уличное», «Вывескам», «Театры», «Кое-что про Петербург». Стихотворение «А вы могли бы?» является своеобразной декларацией, оправдывающей этот принцип:

Я показал на блюде студня косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ.

Это все то же «не так!» в наиболее острой форме. Это еще не жизнь, а литература, и, стало быть, у нас нет оснований еще говорить о новаторстве поэта. Но постепенно в стихах Маяковского этого периода начинает уже проступать определенное отношение к жизни, хотя еще смутное и неясное. Это общее отношение неудовлетворенности, тревожности, беспокойства, ощущение какого-то жизненного неблагополучия, которое, врываясь в общую описательную интонацию стихов Маяковского, меняет ее тональность, заставляет, хотя еще и смутно, ощутить человеческую индивидуальность, чем-то встревоженную и чем-то не удовлетворенную. Среди бездумной описательности стихотворения «Из улицы в улицу» («Лебеди шей колокольных», «Фокусник рельсы тянет из пасти трамвая») возникает смутный облик страдающей женщины:

Кричи, не кричи:
«Я не хотела!» -
резок
жгут
муки.

В стихотворении «Я» вдруг возникает трагическая интонаций: «...иду один рыдать». Правда, она сейчас же обессмысливается:

Иду
один рыдать, что перекрестком распяты городовые.

В стихотворении «Несколько слов обо мне самом» это проступающее отношение к жизни звучит отчетливо:

Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал в неба распухшего мякоть:
«Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою
дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой в божницу уродца векь
Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека!

Эта интонация нарастающей тревоги звучит в стихотворении «Ш усталости» («лохмотьями губ», «дымом волос над пожарами глаз», «окровавленный песнями рог», «вздыбилось ржанье оседланных смертью коней»). Мы еще не знаем, откуда эти интонации тревоги и боли. Мы еще не можем определить, каковы те жизненные ситуации, которые вызывают этот строй переживаний, но они усиливаются, к ним примешивается и смутное еще отношение какого-то протеста, гнева, вызова. Мы встречаемся с ними в стихотворении «Мы» («Стынь, злоба!», «Перья линяющих ангелов бросим любимым на шляпы...»). И как-то неожиданно быстро эти смутные еще настроения уже в 1913 году превращаются в образ в подлинном смысле этого слова, т. е. в проявление характера, хотя бы еще и самое первоначальное. Мы начинаем ощущать рождение лирического героя. Это происходит уже в стихотворении «Нате!». Здесь проявляется лирический герой, как «грубый гунн», как «бесценных слов транжир и мот», противопоставленный толпе. Возникли первые реальные жизненные отношения: поэт и толпа. Представление о толпе еще чрезвычайно суммарно, но все же ее признаки направляют внимание в совершенно определенную сторону. Это женщина, которая смотрит «устрицей из раковин вещей», мужчина, у которого «в усах капуста», - это люди, которые определены словами «обрюзгший жир», и поэт обращается к ним со словами: «...плюну в лицо вам».

Еще очень смутно, но здесь уже возникают очертания общественного процесса, как процесса противоречий, борьбы, страданий. И в нем лирический герой уже ищет свое место.

В стихотворении «А все-таки» это обнаруживается с достаточной ясностью. Если в стихотворении «Я» облик поэта заменен почти безликой эмоцией («иду один рыдать»), в «Нате!» и в «Кофте фата» он ещё только «бесценных слов транжир и мот», который дарит стихи, «веселые, как би-ба-бо, и острые и нужные, как зубочистки!», то в стихотворении «А все-таки» - при всей его предельной резкости, заставляющей вспомнить рассказ М. Горького «Страсти-Мордасти», - он уже находит и свою жизненную позицию среди самых обездоленных и самых униженных.

Теперь литературное «не так!» уже отпадает. Острота тропов, резкость интонации, необычность интонационно-синтаксических оборотов получают целеустремленность и оправданность. Лирический герой вступил в мир, где люди страдают и гибнут, где их унижают и угнетают. Теперь эти смутные интонации боли и гнева, которые еще раньше входили в его стихи, приобретают ясность, силу, целенаправленность.

Людям страшно - у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик.

Лирический герой нашел свое жизненное направление. Он не один. Он может от чьего-то имени сказать: «Я - ваш поэт». В трагедии «Владимир Маяковский» (1913) старик говорит, обращаясь к поэту: «И вижу - в тебе на кресте из смеха распят замученный крик». В этой трагедии перед нами проходят образы, символизирующие обездоленных людей: человек без глаза и ноги, человек без уха, человек без головы, женщина - со слезинкой, со слезой, со слезищей. «Придите все ко мне», - зовет их Владимир Маяковский - лирический герой трагедии. Он стремится дать им язык, «родной всем народам». Еще совсем недавно, во имя своего литературного «не так!», он призывал: «... влюбляйтесь под небом харчевен в фаянсовых чайников маки!», а сейчас он уже видит, что только «где-то - кажется, в Бразилии - есть счастливый человек!»

При всей пестроте и противоречивости ранних стихотворений Маяковского первый этап его творческого развития в том и состоял, что он приблизился к основным конфликтам эпохи, поставил своего лирического героя в связь с теми непримиримыми социальными противоречиями, которые раздирали буржуазный мир, и нашел для своего героя место в лагере развертывавшегося демократического движения среди обездоленных масс, от имени которых говорил его лирический герой. Слова Горького о том, что России нужен большой демократический поэт, начинали оправдываться.

Следует здесь же оговориться, что само по себе открытие Маяковским новых принципов типизации, новых отношений человека и действительности не было неожиданностью. В творчестве Горького и связанных с ним демократических писателей эти противоречия были доказаны сами по себе и шире и глубже, у них шла речь об отношении к борьбе за социализм, как основе раскрытия характера героя. Но была и область, которая не была еще освещена сколько-нибудь существенно. Позднее ее охарактеризовал в одном из своих выступлений сам Маяковский.

Процитировав строки Есенина: «Знаю я, что с тобою другая...», он сказал: «Это самое «др» - другая, дорогая, - вот что делает поэзию поэзией. Вот чего многие не учитывают. Отсутствие этого «др» засушивает поэзию... это вопрос о форме, вопрос о подходе к деланию стиха так, чтобы он внедрялся в тот участок мозга, сердца, куда иным путем не влезешь, а только поэзией».

Речь шла о создании лирики нового типа, которая должна была отразить воздействие сложнейших противоречий эпохи на духовный мир человека - как раз на те «участки мозга, сердца», о которых говорил Маяковский.

Мы видели, что Маяковский нащупал основные черты отношения лирического героя к действительности, тот круг его переживаний и стоящих за ними жизненных ситуаций, в которых отражались нарастающие социальные противоречия эпохи. Рассказ Горького «Страсти-Мордасти» трагичен по своему содержанию, по характеру изображенных в нем человеческих отношений. Но он отнюдь не свидетельствует о трагичности мироощущения самого Горького. Наоборот, самая острота воспроизведения трагических жизненных ситуаций свидетельствует о пафосе негодования и обличения, о стремлении бороться с миром, обездоливающим человека. Точно так же и трагичность тех состояний лирического героя, которые характеризуют его в творчестве раннего Маяковского, отражает определенный тип общественных отношений, обличает их, говорит об их неприемлемости и тем самым свидетельствует об активности отношений к ним самого поэта, а отнюдь не о трагизме его собственного мироощущения. Если бы дело обстояло иначе, мы не моглй бы наблюдать того стремительного накопления все новых и новых жизненных отношений, которые определяют рост характера лирического героя в ранней поэзии Маякрвского, углубления его типических черт, все более отчетливо показывающих его место в общественном процессе и социальные силы, за ним стоящие.

Характер лирического героя, хотя бы и в самых первоначальных его чертах, уже определялся. Тем самым становился все более ясным принцип отбора средств речевой выразительности, которые были необходимы для его художественной конкретизации, для того, чтобы образ лирического героя приобрел конкретные речевые очертания: свою лексику, интонации, ритмику. То, что было найдено Маяковским уже в 1913 году, почти еще не отражало реальных живых сторон той действительности, с которой сталкивался лирический герой. Надо было найти многоразличные отношения его к действительности, которые создали бы из него определенный и многосторонний типический характер в определенных типических обстоятельствах.

В стихотворениях, посвященных империалистической войне (1914), еще сильно дает себя знать характерная для раннего Маяковского описательность. Оценка событий выступает через общую эмоциональную окрашенность стихотворения:

А с запада падает красный енег сочными клочьями человечьего мяса.

А из ночи, мрачно очерченной чернью, багровой крови лилась и лилась струя.(«Война объявлена»)

Здесь перед нами опять-таки еще только контур лирического героя. Но в стихотворении «Вам!» (1915) он отчетливо выступает как негодующий обличитель: «Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?!» И далее, в резко сатирическом цикле «Гимнов», развертывается уже конкретная система отношений лирического героя к окружающей его действительности. За его переживаниями уже ощущается богатый круг жизненных ситуаций, определяющих реальные черты исторической обстановки. Здесь уже, по сути дела, перед нами те «четыре крика четырех частей», которые составили содержание поэмы «Облако в штанах». Гимны судье, ученому, критику, взятке, обеду, гимн здоровью, «Теплое слово кое-каким порокам» дают в целом уничтожающую картину неприемлемого общественного строя, в котором господствуют корысть, лицемерие, обман, угнетение;

Кажется, будто разлагается в газете громадный и жирный официант.

«Долой вашу любовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой ваш строй!», «Долой вашу религию!» - так определил Маяковский смысл своей поэмы (в предисловии к бесцензурному изданию «Облака в штанах» в 1918 году).

Теперь черты лирического героя получали уже несравнимое с его ранним обликом новое выражение.

В поэме «Облако в штанах» перед нами появляется уже не я, а мы: Мы -

каждый - держим в своей пятерне миров приводные ремни!

Здесь заканчивается период становления образа лирического героя в раннем творчестве Маяковского. Его внутренний мир прояснился настолько, что Маяковский смог сделать тот решающий шаг от я к мы, который и был необходим для того, чтобы на Руси появился большой демократический поэт, которого ждал Максим Горький. «Страшный мир», который «для сердца тесен», и обличающий его одинокий лирический герой были знакомы и по поэзии Александра Блока, но Блок был еще далеко от основной социальной силы эпохи.

Ключевые слова: Владимир Маяковский, кубо-футуризм, критика на творчество Владимира Маяковского, критика на стихи Владимира Маяковского, анализ стихов Владимира Маяковского, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века



2024 stdpro.ru. Сайт о правильном строительстве.